В петербургском арт-пространстве “Художники24” открылась выставка художницы Елены Запрудских “Так зажигаются звезды”. Она, согласно аннотации, посвящена жизни “в небольших провинциальных городках, в условиях семейного давления и социального неблагополучия”, когда, несмотря на все это, “зажигаются звезды: личности, характеры, таланты”. Корреспондент “Окна” поговорил с Еленой о том, почему многие считают ее картины “чернухой” и как художнику в нынешней России отражать реальную жизнь в стране.

Текст: Окно

Герои картин Елены – самые обычные люди. Это и дворовые выпивохи, и продавщицы круглосуточных магазинов, и просто прохожие, на которых в обычной жизни взглянешь и не запомнишь. В картинах Запрудских эти люди обретают судьбу и характер.

Елена родилась и выросла в семье военного в Архангельской области в закрытом военном городе Мирный, где находится космодром Плесецк, работала бортпроводницей в авиакомпании “Победа”. Первая выставка у нее была 10 лет назад в Петербурге.

– Как-то повлияла на вас и ваши работы жизнь в закрытом военном городе?

– Недостатком солнца и витаминов! (смеется). В целом, я не могу сказать, что это как-то сильно повлияло, у меня муж – петербуржец, и я не вижу между нами особой разницы. Больше влияет, кто в какой семье родился, какие отношения, какие родители, а вот конкретно география – не знаю. Рисую я не потому, что родилась на севере, у меня родственники все из Тамбова. Просто отец военный, и поэтому мы жили в тайге. Возможно, искусство мое и от этого несколько депрессивное: в девяностые СССР распался, закрыли военные части и бункеры с боеприпасами в Каргополе. Все было разворовано.

А Мирный – действующий космодром, и там все было хорошо в плане денег. Я никогда не чувствовала, что я жила где-то в глуши. Я ходила в детскую школу искусств, каталась на лыжах, в общем, счастливое детство плюс-минус.

Я работала в авиакомпании “Победа”, летала по стране туда-сюда. Это расширило мой кругозор: когда живешь в европейской части страны, думаешь, что вся страна такая “православная”, но, например, в Улан-Уде все совсем по-другому. Россия большая страна и неоднородная. Она очень разная, это такой синтез народов, языков, религий.

– Скучаете по детству, проведенному в военных городках?

– Сейчас живу в Питере, а последние девять лет жила в Москве. В Питере легче устраивать выставки и другие события. В Москве я сама часто не доезжала до своих выставок.

По Мирному я скучаю, хотела бы туда приехать, давно там не была. Когда жила в Мирном, не чувствовала себя обделенной. Раньше все равно не было интернета, и есть своя прелесть в маленьких гарнизонных городках. Можно погонять на лыжах в тайге, пособирать бруснику, чернику летом. В Подмосковье мне не хватало природы, не тронутой человеком. А в Архангельской области ты выходишь за пределы военного городка и можешь заблудиться. В этом есть свой шарм.

– Из авиакомпании вы ушли. Будете заниматься только живописью?

– Сейчас я в декрете, но буду поступать на авиадиспетчера. В “Победе” график 6/1, а у меня двое детей. И я решила пойти учиться на диспетчера, потому что лучше условия. Как художник, я получаю недостаточно, очень мало. Это скорее такое хобби, и это на энтузиазме.

– Вам в интернете иной раз пишут в комментариях к картинам, что у вас “обиженный взгляд на вещи” и что вы “неадекватно воспринимаете мир”, что это, мол, “чернуха” и “тлен”. Что бы вы ответили этим критикам?

– Мы приходим в Русский музей и понимаем, что многие художники рисовали жизнь, как она есть. И тлена, и депрессии у них тоже хватало: например, “Апофеоз войны” Верещагина или “Дети-сироты на кладбище” Перова. Есть картины с отрубленными головами – иногда удивляешься, что в музеях нет возрастного ценза… Так что всегда были художники, которые изображали трагичные эпизоды. Я хочу, чтобы потом в музеях будущего, глядя на мои картины, если какая-нибудь из них вдруг там будет, можно было, как в кинохронике, определить, чем жили, как жили люди.

– Я получила второе место на “Конкурсе депрессивного искусства – 2022”, но я как чернуху и тлен не определяю свое творчество. Мне кажется, что я просто отражаю реальность через призму своего видения мира. Какие-то сюжеты у меня есть вполне “положительные”, какие-то немножко депрессивные. Искусство многолико: в природе нет чего-то белого и черного. Я приверженец того, что есть много оттенков, и жизнь разнообразная, и поэтому я не только плохое вижу, но и хорошее. В одной и той же картине кто-то увидит чернуху, а кто-то скажет: “Вау! Как прекрасно!” Я стараюсь иногда не делать никакого описания картины, чтобы оставлять маневр для фантазии у каждого зрителя.

“Конкурс депрессивного искусства” проводится с 2022 года. Его задача “дать возможность высказаться художникам, которые в своих работах передают грустные, безрадостные, отчаянные мотивы”. Победители получают денежные призы до 15 000 рублей, публикацию в арт-журнале и по желанию – консультацию психолога.

– Что-то принципиально изменилось в вашей работе за последние 2,5 года войны?

– Когда я десять лет назад делала свою первую выставку Петербурге, в баре “Стирка”, у меня с лету француз купил три картины. Последние 2,5 года же мы просто тусуемся в каком-то одном болоте. Мы как бы закупорены в одной банке, как будто бы нет свежего воздуха извне. Вот это, конечно, влияет. Возможно, искусство потечет по-другому какому-то руслу, потому что, когда нет свежего ветра, все может “забродить”. Посмотрим со временем, к чему это приведет. Возможно, у нас будет еще более самобытный стиль у художников. А может, наоборот.

– Художник должен как-то реагировать на такие исторические события, которые разворачиваются у него на глазах?

– Художник, конечно, должен реагировать на исторические события, которые разворачиваются у него на глазах. Но я стараюсь не падать в пропасть и обходить какие-то темы прямо суперострые, потому что, во-первых, я не историк и не политик.

– И наверное, какая-то самоцензура сейчас неизбежна?

– Я считаю, у меня есть критическое мышление, но все равно я знаю, что ничего не знаю. Естественно, я прохожу какую-то фильтрацию, собственную цензуру. Художник должен балансировать и не впадать в какие-то крайности. Я жила только в России. Да, я путешествовала много, но не жила еще где-то, для того чтобы смотреть объективно и сравнивать, допустим, жизнь в нашей стране и других. Я считаю, неправильно жить в стране и, допустим, постоянно подмечать только какие-то плохие стороны, у нас есть много и хорошего. Вот я стараюсь это тоже отображать.

– Есть ли у вас любимая собственная картина?

– Моя любимая работа – “Окошко киоска”. Мне понравилась идея использовать фантики – материалы, которые обычно идут на выброс. Идея – что можно из всего сотворить произведение искусства, и оно может даже выстрелить и прославить. Раньше киосков было много, и каждый был уникальный, каждый был произведением искусства 90-х. Для картин я использую стаканчики для кофе, весь шкаф ими завален. Еще фанеру. Хочется как будто бы расширять диапазон материалов для картин.

– Любите ли вы своих героев, сочувствуете ли им?

– Героев своих я люблю, я их не критикую. Стараюсь делать работы с открытым финалом, чтобы каждый для себя сам понял, что он видит в работе.